За что жители нашего города ругают и хвалят сотрудников ковид-госпиталя? Насколько остро медики нуждаются в помощи психологов и как борются с выгоранием? Какое количество часов они проводят в спецкостюмах? Об этом и многом другом вы узнаете из этого репортажа. «Железногорские новости» – первое издание, которому местные врачи разрешили войти в красную зону.
Судя по опыту наших коллег из федеральных СМИ, читатели ждут от журналистов, пишущих о работе ковид-госпиталей, каких-то сенсаций – захватывающих триллеров или разоблачительных статей о том, как медики не лечат пациентов, а калечат. Это уже примета времени – только ленивые не нападают сегодня на докторов в социальных сетях и комментариях под новостями о коронавирусе. Уже и не поймешь, что в глазах обывателей большее зло – COVID-19 или здравоохранение, пытающееся с ним справиться. «Железногорские новости» отправили своего корреспондента в красную зону не за скандалами, интригами, расследованиями, а за подробным рассказом о том, как люди спасают людей...
Двери из шлюза
Больничный переулок, 5. У правого входа в здание стоит машина скорой помощи: в приемное отделение привезли новичков. Захожу в левое крыло – на пост медсестер. Старшая из них Оксана Егорова выдает герметично закрытые пакеты с пижамой и белым комбинезоном и ведет меня в шлюз. Респиратор, шапочка для волос, бахилы, больше похожие на сапоги, очки, капюшон, плотно обхватывающий голову, защитный экран, две пары перчаток на руках. Как во всем этом поворачиваться, дышать, задавать людям вопросы, слушать их ответы?
— А мы носим спецкостюмы по 12 часов. Летом было крайне тяжело. Жарко. Все текло. Дышать нечем. Осенью, до включения отопления, бегали легко, зато теперь попробуй поднимись по лестнице, — Оксана Викторовна толкает дверь с надписью «Вход запрещен», попутно объясняя, как устроен ковид-госпиталь: на первом этаже – реанимационные и постреанимационные палаты, на третьем - 64 койки для пациентов, мужчин и женщин, на втором – переход из шлюза в красную зону.По широкому коридору передвигаются люди в таких же белых костюмах, как у нас. Кто есть кто можно понять лишь по надписям на комбинезонах: Калугина, Назарова, Селиверстова, Бабенко... И по глазам за очками.
Мы заглядываем в палаты. В одних лежат шесть человек, в других – четыре, в третьих – двое-трое.
— Все это – красная зона. Вон там, впереди, сидят постовые девочки-медсестрички. Средний возраст персонала 30-45 лет. Есть совсем молоденькие сотрудницы – пришли сразу после вуза. Есть врачи постарше. Всего в госпитале 140 коек. Раньше в этих помещениях были операционные, гардеробные. Их переделали, приспособили под палаты, — продолжает нашу экскурсию Оксана Егорова.Я иду за ней, с трудом различая дорогу – запотели экран и очки. Не видя лиц, знакомлюсь с врачами, медсестрами, санитарками.
Неуклюжие «скафандры», бешеная нагрузка, специфический график. Смена днем, смена ночью, отсыпной, выходной... Ежедневные измерение давления, пульса, сатурации, температуры, анализы крови, мочи, КТ, ЭКГ, сбор анамнеза. Как медики выдерживают?
Для врача-реаниматолога по три-четыре пациента на врача – это нормально, но прямо сейчас в госпитале на каждого реаниматолога приходится 15 больных. В приемном отделении пациентов осматривают и расписывают стартовую терапию, которая назначается на входе. Потом, после поступления человека в стационар, вносятся корректировки: увеличиваются дозы препаратов, назначаются антибактериальная и биотерапия, ведется профилактика цитокинового шторма.
Вспоминаю недавнюю публикацию в «Известиях» о том, что у российских медиков, работающих в ковид-госпиталях, в последнее время развивается посттравматический стрессовый синдром – как у военных врачей. Чтобы снимать напряжение, в клиники крупных городов начали брать опытных психиатров.
— Для нас это нереально. В провинции в штате нет психологов и психиатров. Сами доктора и медсестры лечат и себя, и окружающих. Где-то добрым словом, где-то советом, — говорит Оксана Егорова.
Первооткрыватели
Пытаюсь сосчитать людей в белом: четыре лечащих врача инфекционного отделения и заведующая, реаниматологи, специалисты в приемном покое...
— Не проблема завезти в госпиталь еще 20 кроватей, но тогда у нас не хватит персонала, — сообщает заместитель главного врача городской больницы по оказанию медицинской помощи пациентам с коронавирусной инфекцией Татьяна Калугина.По ее словам, в ковидарии есть медики, работающие в нем с открытия. Например, сопровождающая меня Оксана Егорова и исполняющая обязанности заведующей инфекционным отделением Юлия Бабенко.
— В эти стены мы перебрались в июне 2020 года. Всё начиналось с нуля. С 30 пациентов, количество которых буквально за два дня выросло вдвое. Прежде пациенты лежали в инфекционном отделении. Новый коллектив старался правильно организовать работу. Налаживал маршрутизацию. Состав врачей набирали, учились. Нынче к нам везут больных из разных районов области. ДКЦ их распределяет, а мы принимаем, — сопоставляет прошлое и настоящее Оксана Викторовна.Профессиональный стаж Егоровой – 34 года, Юлии Бабенко – более 17 лет. Она инфекционист.
—Тоже оказалась в числе первооткрывателей госпиталя. Никак не могу привыкнуть к тяжести состояния больных. Все они в сознании, и всем им не хватает кислорода. С такими пациентами мы, врачи, до ковида не сталкивались. Уникальный опыт, но лучше бы его не было. К громоздкому костюму можно привыкнуть, а к такому нет... Когда началась эпидемия, а госпиталя еще не существовало, наша заведующая Надежда Турчак и я начинали работать в инфекционном отделении, ездили брали мазки, потом к нам стали поступать больные. Не было ни красной, ни зеленой зон. Естественно, я тогда сразу же заразилась. Едва ли не первой из медиков города переболела. В мае 2020-го попала в клинику имени Семашко. В Курск. Тогда был страх. Только не за себя. Скорее это была паническая реакция организма на вирус. Как симптом, — рассказывает Юлия Бабенко.
Пациенты
По одинаковой прон-позиции больных (укладывание на живот пациента, находящегося на ИВЛ) и длинным рядам бутылок с водой на тумбочках и подоконниках понятно, что лежание на животе и адекватный питьевой режим – немаловажные методы лечения в госпитале. Улучшается вентиляция труднодоступных зон легочной ткани, она продолжается до 16 часов. Впрочем, вопросы: для чего и зачем, – снимаются, как только мы заходим в реанимацию, где под аппаратами ИВЛ громко сипят тяжелые пациенты. Из их гортани вырывается трескучий, жутковатый звук.
В обычных палатах сидеть на кровати и разговаривать могут тоже немногие пациенты. 62-летняя Татьяна Мезенцева – одна из них.
Она до сих пор не может «вычислить», как и когда заболела. Живет в Разветье, в городе бывает раз в месяц. По торговым центрам не ходит, в гости ни к кому не ездит.
— И надо же так заболеть! Очень плохо себя чувствовала – температура высокая, пот градом, тряслась, не могла ходить. Ужасное состояние. Не знаю, может, от внучки заразилась – она у нас простывала. Я еле на ногах еще неделю назад держалась. Буду вакцинироваться после выписки, — решительно настроена Татьяна Мезенцева.Ее соседка по госпитальному этажу, пенсионерка Ирина Очкасова – бывшая медсестра. Тоже не успела вакцинироваться. Перенесла ковид тяжело. Две недели пролежала в реанимации под аппаратом ИВЛ.
— Врагу такого самочувствия не пожелаешь. Это самое тяжелое заболевание за всю мою жизнь – за 53 года. Лежишь без сил и осознаешь, что в любую минуту можешь умереть. Благодаря врачам страх понемногу прошел. Буду думать о хорошем. Сегодня поеду домой. Родных наконец-то увижу. Слабая пока. Штормит. Но я обязательно поправлюсь, — обещает Ирина.Елена Климова заразилась коронавирусом от мужа-водителя. Супруг похандрил пару дней, а она попала на больничную койку.
— Вчера, слава Богу, сняли с кислорода. Худо было. Я ведь как занедужила: был кашель, мокрота, слабость. Запахи не пропали, а, наоборот, точно собака все чуяла. Обычно люди недолго болеют – глотают пару таблеточек и выздоравливают. А от ковида лечишься и лечишься, но он не уходит, — собеседница слегка взбивает подушку и опирается на нее.
Каким слухам верить?
Несколько раз слышала от железногорцев такую нелепицу: нельзя ложиться в ковид-госпиталь, потому что в нем меньше шансов спастись – вредные бактерии быстрее «одолевают», причем из-за КТ.
— Якобы после него состояние пациентов ухудшается. Дескать, залечиваем. Нет, дело не медикаментах и не в действиях врачей. Штамм теперь так течет. Быстро, внезапно. Человек может поступить с 20-процентным поражением легких, а потом с 90-процентым дойти до реанимации. Штаммы изучаются, инфекция до конца не исследована, — вносит ясность заместитель главного врача городской больницы Татьяна Калугина.Другая популярная сплетня в Железногорске: доктора «врут» по поводу вакцинированных пациентов, они-де болеют не реже непривитых.
Не лгут. Местные медики, в отличие от своих коллег из других городов и регионов, эту статистику не замалчивают, не искажают. Сейчас в ковид-госпитале лежат 15 вакцинированных человек. Из 140. У троих из них незавершенная прививка (введен первый компонент), 7 человек вакцинировались более полугода назад.
Из 20 крайне тяжелых больных два вакцинированных пациента: один из них заболел до истечения срока формирования иммунитета, другой прививался однокомпонентным препаратом, не Спутником V.
На мое предложение пообщаться пациенты с вакцинацией ответили категорическим отказом. В довольно жесткой форме. Хотя казалось бы: вот он, шанс излить свои претензии, если есть, поделиться наболевшим. Тем более, чувствуют такие больные себя лучше, чем их невакцинированные товарищи по несчастью. Это видно и слышно.
Светлана Плохих не раздражительна: никому не грубит и никого ни в чем не обвиняет. Уж точно не вакцину.
— 8 апреля я вколола первый компонент. А на второй не пошла – неважно себя почувствовала. Думала, что просто подпростыла. И потом, в августе, у меня был кашель. Все откладывала, переносила вакцинацию. 8 октября хотела сделать все заново, но не успела... По профессии я учитель, недавно вышла на пенсию. У моей внучки подтвержденный ковид. Обменялись с ней вирусами. Счастье, что девочки-медики меня спасли, — пока вдох-выдох даются женщине с трудом, но она лежит не в реанимации.Вакцинация не гарантирует нам полную безопасность, но минимизирует риски: 15 больных из 140 - это, конечно, не 2%, как 3-4 месяца назад предполагали специалисты Росздравнадзора, но и не 40 или 50%...
Следующие слухи: тучные люди и молодые пациенты тяжелее переносят ковид. Действительно, большие больные при равном со всеми объеме легких требуют больше кислорода. Усвоение кислорода человеком весом 60 кг отличается от пациента с весом 120 кг. Худые легче переносят гипоксию (снижение кислорода в крови).
И да, у молодых заболевание протекает ярче – у них случается цитокиновый шторм, гипертермия, болезнь сопровождается высокой температурой. У немолодых же свои минусы – много осложнений: сахарный диабет, сердечно-сосудистые заболевания.
По наблюдениям врачей, молодые пациенты самонадеянны, они поздно спохватываются и обращаются к врачам, надеются: «А, само пройдет, организм справится». Не справляется.
Болевые точки
Ковид-госпиталь – место, где больные ни на минуту не выходят из своих палат, да и по ним почти не передвигаются. Лежат и набираются сил. Любое движение – нагрузка для легких. Медики смотрят, чтобы пациенты не переутомлялись.
О себе врачи и медсестры говорят коротко – некогда. За смену многое нужно успеть. И все равно доктора задерживаются после работы.
— Вне больниц люди часто отказываются носить маски в магазинах, аптеках, поликлиниках. Предлог – из-за них, видите ли, развивается гипоксия. А мы после 12 часов в респираторе сатурацию себе не меряем. У нас на это нет времени. Медсестры постоянно в отделении, если за смену на час уходят отдышаться – уже достижение. Врачам надо посмотреть всех больных, принять новых, заполнить истории болезни. Круговорот, — вздыхают доктора.К чему они так и не смогли привыкнуть за последний год? Отвечают одинаково: «К смерти». Это повторяют врач-фтизиатр Юлия Лущенко, работавшая до госпиталя в Михайловке, студент курского вуза и медбрат Максим Смоляков, врач-анестезиолог-реаниматолог Яна Селиверстова, ординатор второго года и анестезиолог Дмитрий Коноплев и многие другие.
— Страшно, когда погибают молодые. Особенно, если появилась надежда, все идет нормально, но болезнь резко меняет ход и…, — обрывает предложение Яна Селиверстова.Медики признаются, что до сих пор опасаются заразить домашних. У некоторых в ковид-госпитале лежали родные. Доктор Евгений Гольцов был пациентом у своих же коллег.
— До ковида я работал в детской поликлинике неврологом. Пришел сюда, когда потребовались помощники. Нужны были руки. В декабре тяжело переболел. Пару дней лежал в реанимации, ребята меня вытягивали. Стал больше ценить семью и здоровье, — тихо произносит из-под маски врач.Медики много месяцев живут в состоянии затяжного стресса. Не расслабляясь.
— У нас был один пациент. Молодой мужчина. Плакала, когда он погиб. Я ведь и с мамой его общалась. В госпитале ему исполнилось 38 лет. Шел на поправку, мы уже радовались. Но начались осложнения. Одномоментно утром проснулся с ухудшениями. Тромбоз легочной артерии. И все, — описывает трагическую ситуацию Татьяна Калугина.Ее коллега Юлия Бабенко считает, что ковид становится тяжелее. Много необычных форм, обострений хронических патологий.
— Конечно, мы устаем. Работаем с колоссальной нагрузкой. Раз в месяц и я не выдерживаю – плачу дома. Как бороться с выгоранием? Приходишь в палату, человек выписывается и благодарит за твой труд. Бальзам на душу, — замечает доктор.Медиков обижают диванные эксперты, нещадно критикующие их в социальных сетях. Даже не критикующие, а поливающие грязью. Слухи, сплетни, голословные суждения о том, в чем совершенно не разбираются.
— Во всем мире врачей, спасающих людей от ковида, боготворят, памятники им ставят, а у нас их за людей порой не считают. Срывают на докторах и медсестрах зло, — не понимают хейтеров (склочников) сотрудники госпиталя. Но быстро о них забывают – полно работы.Наш с вами внебольничный мир для персонала ковидария как другая жизнь.
— Летом как-то шла домой. А мы находимся рядом с парком. Солнышко светит, фонтан журчит, дети играют. Все зеленое, яркое. Поймала себя на мысли: эта красота и госпиталь – параллельные реальности. Слишком разные... И еще был случай. Идем с мужем после работы. Он жалуется на головную боль и спрашивает: «У тебя не болит?». А я и не знаю, болит или нет. Такая нагрузка, что ощущения и самочувствие отключаются. Мы живем на работе. И дома звонки не прекращаются, — добавляет Татьяна Калугина.
Надежды мало
Репортаж – это не агитка, и призыва срочно вакцинироваться в нем не будет. Каждый сам выбирает, болеть или не болеть, заражать или не заражать близких, попадать или не попадать в госпиталь, увеличивать или снижать риски. На таких «качелях» мы все теперь живем.
Только слушая рассказы об умирающих молодых мужчинах и женщинах, о мучающихся пенсионерах, я думала, что одной надежды на врачей мало. Они не боги, а люди, которые делают все возможное, чтобы восстановить то, что разрушили ковид и в немалой степени сами больные, полагающиеся на вечное русское «авось».
Зайти в ковид-госпиталь в качестве журналиста и выйти оттуда после долгой санобработки с купанием, поочередно снимая с себя бахилы, противочумный костюм, респиратор, протирая спиртом руки, фотоаппарат и диктофон, – не страшно, даже интересно. Но не приведи Господи попасть туда в больничную палату и бороться за каждый вздох.
