После спектакля «Цена», который с успехом прошел в Железногорске, актеры Московского академического театра им. Владимира Маяковского ответили на вопросы журналистов.
Игорь Ясулович: «Надо присвоить себе эти человеческие судьбы»
- Конечно, эти встречи со зрителем в разных местах, поездки чрезвычайно важны, ведь наша профессия связана с людьми - это человековедение. Значит надо видеть людей, общаться с ними, ощущать, что вокруг происходит, знать страну, размышлять обо всем этом. Замечательно, что есть возможность привозить сюда лучшие спектакли, надо распространить это на всю страну.
Это необходимо не только зрителю, но и нам тоже нужно выйти на сцену, услышать дыхание зала, понять зрительские реакции. Мы же дотрагиваемся до человеческих судеб, задаем вопросы, погружаемся в эту жизнь. Надо присвоить себе эти человеческие судьбы, и когда получается, это слышно в финале на поклонах. Когда звучат не вежливые аплодисменты, а ты видишь, что ты достучался до сердца. Произошло это только потому, что тема и тебя волновала, и ты нащупывал болевые точки, чтобы выйти с этим к зрителю.
Зрителю важно увидеть спектакль и посмотреть на себя со стороны: «Ах, Боже мой, ведь такое и со мной происходило. Что-то узнаю». Да, это другие персонажи, Америка. Но то, что происходит с этими людьми, вдруг обнаруживаю в себе.
- У вас интеллигентность на лице написана. Это не ограничивало вас в ролях?
- Нет, не ограничивало. В студенческие годы во ВГИКе я видел кинокартину об американском актере Лоне Чейни. Она называлась «Человек с тысячью лиц». Помню, меня задело это название, было интересно понять, могу ли я, не меняя ничего, не прибегая к гриму, быть другим человеком. Когда ты понимаешь, твоего героя душой, когда погружаешься и размышляешь о его поступках, невольно впитываешь это в себя. Не то, чтобы становишься другим, но что-то от персонажа входит в тебя и что-то ты ему отдаешь. Не утверждаю, что это всегда получается, но задачу ставлю себе именно такую.
- Вы из семьи военных. Доводилось ли вам играть роли военных, и помогал ли в этом детский опыт?
- Да, папа был военный моряк, инженер. Закончил службу в звании инженера-капитана первого ранга в Таллине. После его смерти мне достался его орден Отечественной войны. И в нескольких картинах я позволил себе этот орден прикрепить к кителю. Были картины «Обратной дороги нет», «Жил отважный капитан» и последний фильм – «Коридор бессмертия».
Мы - военные дети, и для нас это больная, очень важная и ответственная тема. Понимаем, что это наш долг, и никаких тут высоких слов не надо, это идет изнутри.
Виктор Запорожский: «Искусство должно давать надежду»
- Насколько для вас важно общение со зрителем в малых городах, таких как Железногорск?
- Я впервые в Железногорске, но знаю его с детства. Нам же всем подробно рассказывали в школе, как открыли это месторождение, как летчики пролетали здесь и были проблемы с приборами из-за магнетизма.
А такие поездки по стране безусловно важны. Мы сейчас ехали из Курска в Железногорск - какие чудесные пейзажи! А главное, очень интересна атмосфера и культурный климат в маленьких городах. Ведь по большим городам нельзя судить о том, какова культурная и духовная среда в стране. Приезжая в разные города, видишь такие интересные лица, красивую природу, разнообразные обстоятельства! И так душа радуется, так воодушевляешься этими поездками.
- Пьеса «Цена» написана более 50 лет назад, почему, на ваш взгляд, остались актуальны подняты в ней вопросы?
- Артур Миллер чистил себя под Чеховым. Он обожал Чехова, стремился писать на таком же высоком уровне. И в пьесе «Цена» люди просто разговаривают, ничего динамичного не происходит. Но на втором плане, в сознании зрителя встает история семьи, взаимоотношения братьев, вскрываются противоречия в их жизни и в жизни страны. В этом, мне кажется, и секрет - разговаривают два человека, а за этим вырастает картина жизни государства. Думаю, это основная причина, почему «Цена» и другие произведения Миллера можно считать бессмертными. Они рассказывают о жизни американских людей, но это с легкостью экстраполируется на любую страну, на любые поколения.
Он сумел сконцентрировать обстоятельства так, чтобы на наших глазах произошел некий катарсис, осознание собственного несовершенства и гибельность своих ошибок... И зрители могут задуматься о том, что одинаково важно иметь ценности в молодости, в зрелости и на склоне лет. Их нельзя измерить никакими деньгами и благополучием. Люди должны понять, что мораль не растягивается в угоду человеческим желаниям - она всегда постоянна. Именно так понимаю смысл того, что мы делаем.
- На сцене между героями идет диалог, и невидимый диалог идет также с залом. Всегда ли зрители готовы к такому серьезному разговору?
- Это зависит от того, зачем зритель приходит на спектакль. Если для развлечения - это одно дело. А если для того, чтобы решить некие сложные проблемы в собственной жизни, если он ищет ответы на вопросы, тогда он будет знать, что стоит за названием, за автором.
- Говорят, что служба в театре не просто творческая профессия, а вид миссионерства. В чем видите свою миссию?
- В идеале так должно быть. Я, безусловно, называю свою работу в театре службой, а в высоком смысле служением. Если бы это было не так, меня давно бы здесь не было. Не все артисты могут стяжать славу и деньги. И если ты не решил для себя, для чего выходишь на сцену, смысла в этом нет. Этим, собственно, занимается все искусство. А если искусство не дает надежду людям, тогда смысла в нем мало. Когда художнику безразлично, как к его творчеству отнесутся люди, это неплодородно. Особой красоты в этом нет.
Это как диалог между двумя людьми. Вы задаете вопрос, я ищу слова. А вы, получив ответ, соразмеряете мои слова со своим представлением. Вот такой же диалог постоянно происходит со зрительным залом. Ведь есть достаточно сложные темы, на которые нужно искать ответ совместно - как муж с женой, отец с сыном, мать с дочкой и так далее. Потому что совместно найти его все-таки легче.
