Этим летом, несмотря на коронавирус, мы решили осуществить давнюю задумку и сплавиться по Усоже и Свапе.
Шли на двух байдарках. На одной два Михаила: Анатолич и Валентиныч, известные во Льгове предприниматели. Моим напарником оказался Сергей, бывший на своём веку и железнодорожником, и шофёром. Сергею, как и мне, за 60 (мы лет на 20 старше Анатолича с Валентинычем). Он крепкий и загорелый, привычный к походам. Мы с ним и ночевали в его выцветшей брезентовой палатке, купленной ещё при социализме.
Сноровистый Сергей один ставил и убирал ее, держащуюся на двух кольях, кажется, быстрее, чем справлялись со своей недавно купленной Анатолич с Валентинычем. Ещё он любит цитировать изречения из Корана, особенно суру Магомета о том, что не стоит заноситься: ибо хвастовство подобно гласу осла. Мог ли я подумать, что вскоре его услышу?
Усожа у деревни Рышково, где мы начали сплав, оказалась довольно широкой речкой. По берегу добротные новые дома, обложенные желтоватым кирпичом. От них к воде оборудованы сходы, устроены купаленки. Видно, гнёздышки зажиточных железногорцев.
Вскоре послышался шум падающей воды. Да, на Усоже есть водопад высотою поболе метра на месте полуразрушенной бетонной плотины. Пришлось выгружать байдарки и обносить его. Заодно попили чаю, расспросили и угостили пряниками пацана, забрасывавшего удочку под водопадом.
Останавливаться на ночлег решили в семь вечера. Подобрали местечко с пологим песчаным бережком. Сушняка поблизости оказалось вдосталь. Пока хлопцы ставили палатки, я с первой спички разжёг костёр. Сухие ракитовые листья вспыхнули, как порох. Уже при свете фонарей Сергей порадовал нас вкуснейшей свежей бараниной с рисом, закупленной Анатоличем. Только стали укладываться, как из темени с реки послышался громкий шум воды. В свете фонариков загорелись большие глаза рыже-пегих коров, переходивших реку. Долго шумели коровы на броде.
***
Утром пастух, подгоняя стадо, возил на коне новорожденного телёнка, свесившего чисто-белые ноги. Я впервые увидел такое. Вспомнились слова Есенина о старой корове: «Думает грустную думу о белоногом телке». От пастуха узнали, что в стаде 350 коров. Сергей оценил стоимость коровы в 40 тыщ. И пока мы с ним высчитывали стоимость стада, Анатолич сразу выдал верную цифру 14 миллионов… Ох, недаром он предприниматель!
Слышали, как в железорудном карьере громыхнул отдалённый взрыв. Вечером в небе с грохотом маневрировали военные самолёты, застучали колёса поезда на далёком мосту через Свапу. Поработавший на железной дороге Сергей определил:
— Пассажирский, тепловоз одна секция и восемь вагонов.И объяснил:
— У тепловозной тележки три оси дают три частых удара на стыке. А две тележки пассажирского вагона по две оси дают две пары разнесённых ударов: Ту-ду…. Ту-ду…
Утро выдалось пасмурным, и мы подзадержались на биваке. На лугу я набрал пакет печериц, которых там белело множество, и росли они кольцами. Отправились в путь около полудня.
По левой руке виднелся высокий сосновый бор - по карте Жидеевские сосны. Слияния Усожи со Свапой мы бы и не заметили, если бы не полоса белёсой мути, прибавившаяся к прозрачным водам Усожи. Настолько узка и невыразительна в этом месте Свапа. Но после слияния мы поплыли по несравненно более просторной, чем Усожа, реке.
Приближаемся к Михайловке. Вода начинает понемногу просветляться. По левой стороне вдоль берега тянется металлический забор, за ним слышится шум машин. Валентиныч с Анатоличем не поленились и сходили взглянуть. За забором оказалось громадное озеро в песчаном карьере, на обрыве над ним - сосновый бор. По правой стороне на высоком берегу Свапы новые добротные дома. Но почему-то от них нет сходов к воде, нет купален, как это было на Усоже.
В Михайловке нас ждёт последнее препятствие - завал, перед которым скопился толстенный слой ряски. Сверху ряска начинает подсыхать, вянуть. Мы, как ледоколы, пытаемся проломить этот слой в десяток сантиметров, а он пружинит и не пускает. С большим трудом удалось прорваться на краю завала, набросав вёслами в байдарку ряски и водорослей.
Русло подходит к гористому, лесистому правому берегу долины. Сплавлявшийся ранее Валентиныч рассказывал о ключах, бьющих из этих гор и низвергающихся водопадами в реку. Но за густыми зарослями кустов и трав водопадов не видать, лишь слышен их шум. Пора искать место для ночлега. Вот справа подходящая отмель.
***
Выходим. За прибрежными кустами луг с пасущимися в отдалении вороными конями. Берег утоптан копытами до серой земли, из которой под ореховым кустом дружно лезут белые пуговки печериц. Кругом полно сушняка. Чем не место для стоянки? Только палатки надо ставить подальше, на травку, а не на растоптанные тропы, и не на тот пыльный круг, на котором кто-то любит поваляться на спине.
Разводим костёр. Мы повара однообразные, как музыканты на одной струне. Сергей принимается готовить свою тушёнку с рожками. Для аппетитности вываливает в котёл две больших солидно выглядящих банки тушёнки «Семейный бюджет». Но бюджет оказался таким, что, сняв с костра котёл, мы нашли в нём лишь один кусочек мяса.
Я заварил суп из грибов. Однако Сергей наотрез отказался его есть, боясь отравиться. Не подействовали мои уговоры и рассказы о том, что шампиньоны в Европе едят сырыми. И даже показательное съедение печерицы, оказавшейся сладковатой на вкус. Что за упрямство? В этот момент к нам припожаловал легендарный его носитель - настоящий осёл!
Был он симпатичный, тёмного окраса, с белыми «очками» вокруг глаз. Хлопцы бросились фотографироваться в его компании, кормить хлебом. Потом не знали, как от него избавиться. Но очкастый оказался настоящим интеллигентом. Стоило Валентинычу демонстративно выломать хворостину, как он безропотно удалился.
Очкастый приходил и утром, приводил с собой двух сереньких осликов, скромно державшихся поодаль. А он с удовольствием валялся спиной на том пыльном кругу, задирая свои загнутые кверху, как стильные башмаки, копыта. И напутствовал нас в плаванье своим зычным прямо-таки трубным гласом, не показавшимся мне неприятным. Может быть, потому, что не слышу его каждый день…
Ночёвка прошла спокойно, если не считать, что Сергей несколько раз будил меня, толкая в бок, и приговаривая:
— Михаил Дмитриевич, храпите! Повернитесь на бок!..
Утром он объяснил, почему так долго не засыпал. Но пусть это останется загадкой для читателя.
***
День выдался ясным и жарким. Часто в русле водяные травы росли от берега и до берега, высовываясь пучками на поверхность. Километры безлюдных берегов. Только коршун парит в вышине.
Было утомительно грести, особенно когда ветер дул в лицо на длинном прямом участке перед Снижей. Вода в реке стала настолько прозрачной, что с берега купальщика видно как на ладони. Валентиныч ставил задачу - дойти до Дмитриева, но вовремя одумался. Тем более, что Анатолич договорился о встрече в Сниже с однокашником по курскому СХИ Николаем, с которым три года прожил в одной комнате.
Николай встретил нас в устье речки Жигаевки на бережку, пригретом закатным солнышком. Протащил наши байдарки сквозь тростник и рогоз к берегу. Приехал на чёрном старинном мотоцикле, с коляской, с замасленным, запылённым двигателем и породистой смышлёной охотничьей собакой, белой с рыжими пятнами и отвислыми ушами и губами. Он работает ветеринаром. Мужик интересный, охотник и грибник.
Долго наши охотники с ним обсуждали собак. А Сергей поведал, что и у него есть нюх - в лесу курильщика за 150 метров чует и кабанов по запаху распознаёт. Николай чурается людских скопищ. Ни разу не бывал в Москве и Питере!
Живёт в дедовом доме. Рассказал, как раньше к нему обращались с домашним скотом, а ныне в основном едут с болячками собак и кошек. В Сниже осталось, по его словам, около 150 постоянных жителей, остальные - дачники. Подарил нам стеклянную банку свойской кроличьей тушёнки, несколько раз предлагал «по 50 грамм», но мы не поддержали…
Николай вытолкнул нас на чистую воду, а Анатолич пообещал чаще с ним общаться. А нам пообещал искать места ночёвки, начиная с полвосьмого вечера. Солнце клонится к закату. Сергей начинает нервничать. Заявляет, что готовить ужин так поздно не будем, разложит палатку и ляжет спать… Вскоре пристаём к правому луговому берегу, хотя и сомневаемся, не видя поблизости дров. Зато рядом из воды торчит засохшая ольха. Валентиныч быстро вскочил на неё и начал пилить. Мы обеспечены дровами.
Малиновый закат выткался на тихой воде. Прилегаем к расстеленной клеёнке, к духмяным мискам, наполненным варёной молодой картошкой с кроличьей тушёнкой. Да, Николаева домашняя тушёнка - это не «Семейный бюджет»! После сытного ужина при свете месяца как не порассуждать на вселенские темы? Особенно если не донимают комары. Валентиныч просвещает нас:
— Как отличить растущий месяц от ущербляющегося?
— Если к серпику можно приделать палку так, чтобы получилась буква «Р», - то растущий. Если же серпик как буква «С» - то стареющий, ущербляющийся! - отвечаю я. Но вопросы дотошного Валентиныча не исчерпаны.
— С Земли всё время видно одну сторону Луны. Вращается ли Луна вокруг своей оси?
Только я раскрываю рот, как Валентиныч меня осекает:
— Вопрос не для профессоров!
Долго и путано Сергей пытался ответить, пока Валентиныч с ним не согласился…
***
Утром небосвод заволокло тучами, брызгал мелкий дождик. По этому поводу мы спали часов до девяти. За завтраком я пытался читать сербскую бульварную газетёнку, что бесплатно раздавали в белградском аэропорту и которую взял на растопку. Не зная сербского, с трудом, но всё же разбирал смысл заголовков статей. Например: «Moze li mala Jana da resi tajnu ubistva svoje mame Jelene» я перевёл как «Может ли маленькая Яна разрешить тайну убийства своей мамы Елены?»
Получалось позанимательней кроссворда. Переход сербов от кириллицы к латинице явно утяжеляет письменность. Вместо одной кириллической буквы, например, «я», приходится писать пару латинских «ja». И всё же латинских букв не хватает. Для передачи славянских звуков приходится ставить над ними всяческие «крышечки». На мой взгляд, всё это ведёт к ещё большему разделению славянских народов.
***
В одиннадцатом часу мы отправились в путь. Пасмурная погода отбила у самых горячих голов желание идти дальше Дмитриева. А до Дмитриева оставалось часа три пути. Запомнились задичавшие, заросшие травами и тростником берега без подходов купальщиков и рыбачьих сидок. Несмотря на такую задичалость, крупной рыбы в реке заметно не было. Лишь однажды увидел я огибающего байдарку жереха килограмма на три, да несколько раз мелочь выпрыгивала из воды, пытаясь спастись от щуки.
Местами вдоль берегов тянулись насаженные при социализме аллеи громадных тополей. Наконец нашли удобное местечко. Вышли подразмяться. Подошёл пожилой рыбак с большими ножницами в руках. Ими он подрезал ветки кустов, чтобы не поцарапать автомобиль. Рассказал, что раньше берега были обжитыми: здесь держали много лодок, ходила баржа, и рыбы было полно. Не то, что теперь… По правую руку проплывает очень уютная затенённая прибрежная деревенька Гришино. Кто-то вырубил все кусты и деревья до самой воды, видно, собирается сооружать дачку с видом на воду.
Перед Красной Дубравой, где мы окончили поход, дубиной по мозгам стала бить музыка. Это большая компания в тельняшках отмечала на берегу под андреевскими и трёхцветными флагами День Военно-морского флота. Только что окончился парад в Питере. Под его впечатлением хлопцы нам салютовали!
Вот и пляж, где мы три года назад начинали поход вниз по Свапе. На песчаной прибрежной отмели полно мелкой рыбёшки, и мне даже удалось выхватить окунька на блесну. Единственного за весь поход.
